Льнаная на теле рубаха,
Красная лента в волосах.
Мысли улетучились подобно праху,
Растворились в небесах.

Рукотворные шедевры краскою
Проступают отчего-то в голове.
И песня страстная, испанская
Всё поёт мне, путаясь в рукаве.

Я доставать могла бы гроздьями
Из рукава своего стихи.
И читать их ночами поздними,
Замаливая грехи.

Бояться перестать бы бабушек,
Что сгребают пальцами мелочь на хлеб.
И всё время убирать камушек,
С дорог, где дедок спотыкается. Слеп.

Слеп наш разум и наши души,
Беззвучны сердец бьющихся голоса.
Мы тысячи тратим на суши,
И на дрянь, что пахнет как колбаса.

Мне так хочется денег выпросить,
Хочется раздать старикам.
Отобрать, так сказать, у тех, кто их выбросит.
Выбросит к своим ногам.

Вертя планету в свои стороны,
Разбивая сердца праотцам,
Они не знают, что такое делить поровну
И молиться, чтоб дожить до конца.

Им неведомы нищета и милостыня вовсе
А её так больно, знаете ли, просить.
Особенно, когда осуждают молча. Не спросят
Не спросят, как же так можно жить?

Можно. И даже, порой, улыбаться.
Автоматически, ну, да. Лучше так.
Даже если нет ничерта, нужно стараться
Не поддаваться отчаянию — оно враг...

Мне так хочется отнять души,
У тех, кому они не нужны.
Продать их к чёрту! И, послушай...
Продать, чтоб не случилось войны...

Да, вы скажете, невозможно это.
Не будет никогда равных душ.
Тогда я сдаюсь, доставая из своей души лето,
Сдаюсь, перебираясь в глушь.